Неточные совпадения
По той же стене, где была кровать, у самых
дверей в чужую квартиру,
стоял простой тесовый стол, покрытый синенькою скатертью;
около стола два плетеных стула.
В большой комнате на крашеном полу крестообразно лежали темные ковровые дорожки,
стояли кривоногие старинные стулья, два таких же стола; на одном из них бронзовый медведь держал в лапах стержень лампы; на другом возвышался черный музыкальный ящик;
около стены, у
двери, прижалась фисгармония, в углу — пестрая печь кузнецовских изразцов, рядом с печью — белые
двери...
Блестели золотые, серебряные венчики на иконах и опаловые слезы жемчуга риз. У стены — старинная кровать карельской березы, украшенная бронзой, такие же четыре стула
стояли посреди комнаты вокруг стола.
Около двери, в темноватом углу, — большой шкаф, с полок его, сквозь стекло, Самгин видел ковши, братины, бокалы и черные кирпичи книг, переплетенных в кожу. Во всем этом было нечто внушительное.
Было
около полуночи, когда Клим пришел домой. У
двери в комнату брата
стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся на стук в
дверь, хотя в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала в сумрак коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно заглянул в столовую, там шагали Марина и Кутузов, плечо в плечо друг с другом; Марина ходила, скрестив руки на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего лица, говорил вполголоса...
Хотел было я обнять и облобызать его, да не посмел — искривленно так лицо у него было и смотрел тяжело. Вышел он. «Господи, — подумал я, — куда пошел человек!» Бросился я тут на колени пред иконой и заплакал о нем Пресвятой Богородице, скорой заступнице и помощнице. С полчаса прошло, как я в слезах на молитве
стоял, а была уже поздняя ночь, часов
около двенадцати. Вдруг, смотрю, отворяется
дверь, и он входит снова. Я изумился.
В другом углу
стояла ручная машина Зингера,
около дверей на гвозде висела малокалиберная винтовка Маузера и бинокль Цейса.
Внутри фанзы, по обе стороны
двери, находятся низенькие печки, сложенные из камня с вмазанными в них железными котлами. Дымовые ходы от этих печей идут вдоль стен под канами и согревают их. Каны сложены из плитнякового камня и служат для спанья. Они шириной
около 2 м и покрыты соломенными циновками. Ходы выведены наружу в длинную трубу, тоже сложенную из камня, которая
стоит немного в стороне от фанзы и не превышает конька крыши. Спят китайцы всегда голыми, головой внутрь фанзы и ногами к стене.
В главном здании, с колоннадой и красивым фронтоном, помещалась в центре нижнего этажа гауптвахта,
дверь в которую была среди колонн, а перед ней — плацдарм с загородкой казенной окраски, черными и белыми угольниками.
Около полосатой, такой же окраски будки с подвешенным колоколом
стоял часовой и нервно озирался во все стороны, как бы не пропустить идущего или едущего генерала, которому полагалось «вызванивать караул».
Декорация первого акта. Нет ни занавесей на окнах, ни картин, осталось немного мебели, которая сложена в один угол, точно для продажи. Чувствуется пустота.
Около выходной
двери и в глубине сцены сложены чемоданы, дорожные узлы и т. п. Налево
дверь открыта, оттуда слышны голоса Вари и Ани. Лопахин
стоит, ждет. Я ш а держит поднос со стаканчиками, налитыми шампанским. В передней Епиходов увязывает ящик. За сценой в глубине гул. Это пришли прощаться мужики. Голос Гаева: «Спасибо, братцы, спасибо вам».
В зале он увидел, что по трем ее стенам
стояли, а где и сидели господа во фраках, в белых галстуках и все почти в звездах, а
около четвертой, задней стены ее шел буфет с фруктами, оршадом, лимонадом, шампанским;
около этого буфета, так же, как и у всех
дверей,
стояли ливрейные лакеи в чулках и башмаках.
Полковник Брем, одетый в кожаную шведскую куртку,
стоял у окна, спиною к
двери, и не заметил, как вошел Ромашов. Он возился
около стеклянного аквариума, запустив в него руку по локоть. Ромашов должен был два раза громко прокашляться, прежде чем Брем повернул свое худое, бородатое, длинное лицо в старинных черепаховых очках.
По всему плацу солдаты
стояли вразброс:
около тополей, окаймлявших шоссе,
около гимнастических машин, возле
дверей ротной школы, у прицельных станков.
Да и его высокородие увидели, что я все
около двери стою: «Ступай, говорят, любезный, я тебя не стесняю».
Направо от
двери,
около кривого сального стола, на котором
стояло два самовара с позеленелой кое-где медью, и разложен был сахар в разных бумагах, сидела главная группа: молодой безусый офицер в новом стеганом архалуке, наверное сделанном из женского капота, доливал чайник; человека 4 таких же молоденьких офицеров находились в разных углах комнаты: один из них, подложив под голову какую-то шубу, спал на диване; другой,
стоя у стола, резал жареную баранину безрукому офицеру, сидевшему у стола.
Около самой
двери стоял красивый мужчина с большими усами — фельдфебель — в тесаке и шинели, на которой висели крест и венгерская медаль. Посередине комнаты взад и вперед ходил невысокий, лет 40, штаб-офицер с подвязанной распухшей щекой, в тонкой старенькой шинели.
«Крепкоголовых» не видать никого; они изредка выглядывают из внутренних комнат в залу,
постоят с минуту
около дверей, зевнут, подумают: «а ведь это всё наши!» — и исчезнут в ту зияющую пропасть, которая зовется собственно клубом.
Комната женщины была узкая, длинная, а потолок её действительно имел форму крышки гроба.
Около двери помещалась печка-голландка, у стены, опираясь в печку спинкой,
стояла широкая кровать, против кровати — стол и два стула по бокам его. Ещё один стул
стоял у окна, — оно было тёмным пятном на серой стене. Здесь шум и вой ветра были слышнее. Илья сел на стул у окна, оглядел стены и, заметив маленький образок в углу, спросил...
Как-то раз, когда Илья, придя из города, раздевался, в комнату тихо вошёл Терентий. Он плотно притворил за собою
дверь, но
стоял около неё несколько секунд, как бы что-то подслушивая, и, тряхнув горбом, запер
дверь на крюк. Илья, заметив всё это, с усмешкой поглядел на его лицо.
—
Постой тут, Гаврик, — сказала девушка и, оставив брата у
двери, прошла в комнату. Лунёв толкнул к ней табурет. Она села. Павел ушёл в магазин, Маша пугливо жалась в углу
около печи, а Лунёв неподвижно
стоял в двух шагах пред девушкой и всё не мог начать разговора.
Ночлежка нищих нестерпимо зловонила и храпела. Я нюхал табак,
стоя у
двери, и
около меня набралось человек десять любопытных из соседней ночлежки. Вдруг меня кто-то тронул за руку...
Извозчики неожиданно остановились. Я открыл глаза и увидел, что мы
стоим на Сергиевской,
около большого дома, где жил Пекарский. Орлов вышел из саней и скрылся в подъезде. Минут через пять в
дверях показался лакей Пекарского, без шапки, и крикнул мне, сердясь на мороз...
Стоять в продолжение четырех-пяти часов
около двери, следить за тем, чтобы не было пустых стаканов, переменять пепельницы, подбегать к столу, чтобы поднять оброненный мелок или карту, а главное,
стоять, ждать, быть внимательным и не сметь ни говорить, ни кашлять, ни улыбаться, это, уверяю вас, тяжелее самого тяжелого крестьянского труда.
В эту ночь у меня сильно болел бок, и я до самого утра не мог согреться и уснуть. Мне слышно было, как Орлов прошел из спальни к себе в кабинет. Просидев там
около часа, он позвонил. От боли и утомления я забыл о всех порядках и приличиях в свете и отправился в кабинет в одном нижнем белье и босой. Орлов в халате и в шапочке
стоял в
дверях и ждал меня.
Зинаида Саввишна сидит на диване. По обе стороны ее на креслах старухи-гостьи; на стульях молодежь. B глубине,
около выхода в сад, играют в карты; между играющими: Косых, Авдотья Назаровна и Егорушка. Гаврила
стоит у правой
двери; горничная разносит на подносе лакомства. Из сада в правую
дверь и обратно в продолжение всего действия циркулируют гости. Бабакина выходит из правой
двери и направляется к Зинаиде Саввишне.
Князь толкнулся было в
дверь, но она не уступила его усилиям. Прошло несколько страшных, мучительных мгновений… Князь
стоял, уткнувшись головою в
дверь, у него все помутилось в голове и в глазах; только вдруг он затрепетал всем телом: ему послышался ясно плач ребенка… Князь опустился на стоявшее
около него кресло; слезы, неведомо для него самого, потекли у него по щекам. «Боже, благодарю тебя!» — произнес он, вскидывая глаза к небу.
Флаг на духане размок от дождя и повис, и сам духан с мокрой крышей казался темнее и ниже, чем он был раньше.
Около дверей стояла арба; Кербалай, каких-то два абхазца и молодая татарка в шароварах, должно быть жена или дочь Кербалая, выносили из духана мешки с чем-то и клали их в арбу на кукурузовую солому.
Около арбы, опустив головы,
стояла пара ослов. Уложив мешки, абхазцы и татарка стали накрывать их сверху соломой, а Кербалай принялся поспешно запрягать ослов.
Это была маленькая комнатка, выходившая своим единственным окном на улицу; в углу, у самой
двери,
стояла небольшая железная кровать, пред окном помещался большой стол,
около него два старых деревянных стула — и только. На стене висел отцветший портрет Гаврилы Степаныча.
Из передней небольшая
дверь вела в кабинет хозяина, маленькую комнату, выходившую двумя светлыми окнами на двор; в кабинете
стоял большой стол, заваленный бумагами,
около стен
стояли два больших шкафа с книгами.
Когда в восьмом часу утра Ольга Ивановна, с тяжелой от бессонницы головой, непричесанная, некрасивая и с виноватым выражением вышла из спальни, мимо нее прошел в переднюю какой-то господин с черною бородой, по-видимому доктор. Пахло лекарствами.
Около двери в кабинет
стоял Коростелев и правою рукою крутил юный ус.
Около двери, прижавшись к стене,
стояла Фекла, совершенно нагая. Она дрожала от холода, стучала зубами, и при ярком свете луны казалась очень бледною, красивою и странною. Тени на ней и блеск луны на коже как-то резко бросались в глаза, и особенно отчетливо обозначались ее темные брови и молодая, крепкая грудь.
Они оба начали злиться и взвизгивать — но тут неслышно явилась Паша, сунула в
дверь руку с зажженной лампой, — Четыхер принял лампу, поднял ее над головой и осветил поочередно Бурмистрова на постели, с прижатыми к груди руками и встрепанной головой, изломанное тело Симы на полу, а
около печи Артюшку. Он
стоял, положив ладони на дуло ружья, и лицо его улыбалось кривой бессменной улыбкой.
Становой и понятые, прибывшие вместе с Псековым на место происшествия, нашли следующее.
Около флигеля, в котором жил Кляузов, толпилась масса народу. Весть о происшествии с быстротою молнии облетела окрестности, и народ, благодаря праздничному дню, стекался к флигелю со всех окрестных деревень.
Стоял шум и говор. Кое-где попадались бледные, заплаканные физиономии.
Дверь в спальню Кляузова найдена была запертой. Изнутри торчал ключ.
Длинный товарный поезд давно уже
стоит у полустанка. Паровоз не издает ни звука, точно потух;
около поезда и в
дверях полустанка ни души.
Она провела офицера через две комнаты, похожие на гостиную, через залу и остановилась в своем кабинете, где
стоял женский письменный столик, весь уставленный безделушками.
Около него, на ковре, валялось несколько раскрытых загнутых книг. Из кабинета вела небольшая
дверь, в которую виден был стол, накрытый для завтрака.
В комнате было темно; фельдшер толкнулся в
дверь — заперта; тогда, зажигая спичку за спичкой, он бросился назад в сени, оттуда в кухню, из кухни в маленькую комнату, где все стены были увешаны юбками и платьями и пахло васильками и укропом, и в углу
около печи
стояла чья-то кровать с целою горою подушек; тут, должно быть, жила старуха, Любкина мать; отсюда прошел он в другую комнату, тоже маленькую, и здесь увидел Любку.
Боитесь, Михаил Васильич? Страшно? (Смеется.) Бежите, кричите!
Около дверей не
стою,
дверей не держу: выход есть. Подите народ сзывайте, скажите, что Осип убить пришел! А убить пришел… Не верите?
Когда он проснулся среди ночи, чтоб поглядеть на лошадь, Кузьмы в избе не было.
Около открытой настежь
двери стояла белая корова, заглядывала со двора в сени и стучала рогом о косяк. Собаки спали… В воздухе было тихо и спокойно. Где-то далеко, за тенями в ночной тишине, кричал дергач да протяжно всхлипывала сова.
25-го числа, в понедельник утром, придя по обыкновению на лекции, Хвалынцев был остановлен перед запертою
дверью университета,
около которой
стояла все более и более прибывавшая кучка молодежи.
Но вот домишко с вывеской виднеется один
около дороги посреди снега, который чуть не до крыш и окон занес его.
Около кабака
стоит тройка серых лошадей, курчавых от пота, с отставленными ногами и понурыми головами.
Около двери расчищено, и
стоит лопата: но с крыши все метет еще и крутит снег гудящий ветер.
Щелкнул замок.
Дверь тихо отворилась. Перед носом барона прошмыгнула из уборной хорошенькая, улыбающаяся горничная. Барон сделал шаг вперед, и его обоняние утонуло в тонких запахах уборной. Она
стояла у темного окна, закутавшись в шаль.
Около нее лежало платье, которое ей предстояло надеть…Щеки ее были красны. Она сгорала со стыда…
Гриша, маленький, семилетний карапузик,
стоял около кухонной
двери, подслушивал и заглядывал в замочную скважину.
Приехали в Нижнее Городище.
Около трактира, на унавоженной земле, под которой был еще снег,
стояли подводы: везли большие бутыли с купоросным маслом. В трактире было много народа, всё извозчики, и пахло тут водкой, табаком и овчиной. Шел громкий разговор, хлопали
дверью на блоке. За стеной в лавочке, не умолкая ни на минуту, играли на гармонике. Марья Васильевна сидела и пила чай, а за соседним столом мужики, распаренные чаем и трактирной духотой, пили водку и пиво.
Я его держала за руку. Мы
стояли в
дверях. В гостиной было светло только
около стола. Лицо его белелось предо мною. В полумраке каждая его черта вырезывалась и выступала наружу. Скажи он еще одно"милостное слово", и я бы, пожалуй, кинулась к нему. Но чему быть не следует, того не бывает. Ведь это на сцене да в романах"на последях"лобызаются всласть… Он не Ромео, я не Юлия. Я досадила Спинозе: хотела выдержать и выдержала…
У стены,
около двери комнаты, убранство которой дополняли несколько разнокалиберных легких стульев, железная кровать с убогой постелью и небольшой комод, на котором красовалась шелковая шляпа-цилиндр,
стояла в почтительной позе высокая худая старуха с хищным выражением лица — квартирная хозяйка, известная между ее жильцами под именем «Савишны».
И вообще, вы напрасно старались так много говорить, я все равно знала, что вы меня любите, и
около двери, когда вы
стояли десять минут, я тоже
стояла с другой стороны, но не вздыхала, а улыбалась от счастья.